Защита памяти
Оглавление сайта
Публицистика


Подчинение как объективная необходимость

В помощь партизанам информационной войны

Управление в мире людей
Технологии и неравенство
Естественность подчинения
Крайнее принуждение
Добровольность
Скрытое управление
Отличие человека от волка

Управление в мире людей

Нас интересуют вполне конкретные процессы управления, в которых человек или группа людей является управляемым объектом. То есть, когда человека подвергают целенаправленному информационному воздействию, чтобы повлиять на его поведение определенным образом. Говоря об информационном воздействии, мы имеем в виду не только воздействие СМИ. Информационным воздействием являются также нормативные акты, прямые указания руководителей, искусство, религия, идеология, обучение, общение. Зов матери, шепот любимой - все, влияющее на поведение человека.

Выяснив, что всякое информационное взаимодействие людей в каком-то смысле является управлением, мы можем растеряться. Как в хаосе взаимоуправлений, где, вдобавок, "нам не дано предугадать...", можно что-либо понять? И все-таки понять можно.

Во взаимоотношениях людей управление поведением имеет место тогда, когда ситуацией предопределено разделение ролей управляющего и управляемого.

К примеру, идете вы по городу, а незнакомец в штатском просит вас перейти на другую сторону улицы. С чего бы вдруг его слушаться? Но он показывает вам удостоверение сотрудника правоохранительных органов, и вы подчиняетесь. Или же кивает наверх, где с крыши сбрасывают снег и лед, - опять подчиняетесь. Или говорит, что он эту сторону купил, теперь дает проход только тем, кто понравится, - тут я лично за себя не ручаюсь.

Поначалу я написал, что управление поведением предполагает явное разделение ролей управляющего и управляемого. Но затем исправил на "предопределенное ситуацией", поскольку в современном мире ставку пытаются делать именно на скрытое управление. Скрытое, разумеется, от управляемого.

В нашем примере дядя в штатском заслуживает доверие управляемого, предъявляя свои полномочия или ссылаясь на объективные обстоятельства. Этого доверия оказывается достаточно, чтобы просто перейти на другую сторону, это совсем нетрудно и ничем вам не грозит. Если бы в жизни все было так просто! Возможно, для перехода улицы вам понадобится вернуться далеко назад к пешеходному переходу. Возможно, вам нужно по важному делу в учреждение как раз на этой стороне, куда не пускают.

В жизни много таких "возможно", которые необходимо ставят перед человеком вопрос: насколько оправдано данное управляющее воздействие, надо ли подчиняться ему добровольно или же только под достаточной угрозой. Это две большие разницы, как говорят в Одессе. Согласие подчиняться под угрозой означает стремление человека обойти эту угрозу, как только представится такая возможность. А добровольное согласие, напротив, допускает не только подчинение в условиях отсутствия угрозы, но иногда и поддержку требований управляющего по отношению к тем, кто в аналогичной ситуации не хочет подчиняться. Иными словами, добровольное подчинение устойчиво к колебаниям обстоятельств, а вынужденное - нет.

Попробуем понять, какова природа согласия индивида на управление собой, готовности подчиниться.

Технологии и неравенство

Человек вынужден координировать свое самоуправление с другими не только ввиду столкновения либо негативного резонанса последствий, но и просто при коллективном труде. Координированные совместные действия многократно повышают возможности людей справляться с внешними обстоятельствами: охота на крупных животных, оборона, строительство, многоотраслевое хозяйство. Нынешнее могущество цивилизации было бы невозможно без совместной деятельности и разделения труда. Сама технология совместной работы зачастую диктует распределение ролей управляющих и управляемых. Мы должны это отметить, поскольку нередко главной предпосылкой разделения ролей в обществе считают неравенство личных способностей индивидов.

Нет сомнения, что люди - разные. Зато есть большие сомнения насчет возможности однозначно сравнить между собой индивидов как таковых вне какой-либо конкретной ситуации. И заявить вдруг, что один лучше другого не в данном деле, не по данной способности, не в данный момент, а в общем и целом, сам по себе. Не только оценка способностей, но и их классификация всегда ориентированы на какие-то заданные обстоятельства и правила отношений.

Скажем больше. Взаимодействия людей в современных общностях построены в основном на типовом ситуационном поведении, на готовых решениях, так что творческие способности человека в большинстве ситуаций не дают ему преимуществ. А сферы деятельности, в которых творческие способности выходят на первый план - искусство, наука и тому подобное, характерны тем, что критерии личностных преимуществ в них тоже неоднозначны, условны, не имеют решающего голоса.

Так что объективным фактором подчинения мы можем считать только ситуационное неравенство индивидов, которое понимаем как частное, преходящее, условное, требующее подтверждения по мере движения обстоятельств. Но фиксация ролей в человеческой системе, вполне оправданная реальными ситуациями и существующими технологиями, может привести к распространению отношений подчинения за пределы исходной ситуации как во времени, так и в "пространстве взаимоотношений". Это означает закрепление ситуационного преимущества, то есть, превращение ситуационного неравенства в системно обусловленное.

Естественность подчинения

Самоуправляемые люди объективно приходят к пониманию необходимости управления друг другом. Но как быть с подчинением? Отношения подчинения привычны человеку с детства, когда детеныша опекают старшие. Аналогично у взрослых личные качества подталкивают опытных, сильных, энергичных к доминированию над прочими. Так что в человеческой общности естественно-исторически возникают отношения подчинения. Естественность поначалу не обходится без конфликтов и кровопролития, что наносит ущерб всей общности людей.

Постепенно подчинение приобретает упорядоченную форму: вырабатываются процедуры распределения ролей, для каких-то ситуаций роли распределяются заранее, возникает иерархия доминирования и т.п.. Происходит то самое превращение ситуационного неравенства в социальное, которое на ранних ступенях развития предотвращает неуправляемое взаимоуничтожение сильнейших. Пока человеческая общность не разовьется до рационального самопознания, социальное (априорное) неравенство оказывается для нее выгоднее, нежели перманентный конкурс на замещение главенствующих должностей.

У нас нет оснований считать, что отношения подчинения противоестественны для человеческой природы либо идут ей во вред. Напротив, человеческая общность во всех известных нам и мыслимых формах без таких отношений не может существовать. Другой разговор, что к формам подчинения человек может подойти гораздо многообразнее, чем стайные животные. Мы как раз и собираемся подойти к привычному нам подчинению сначала критически, а затем конструктивно и творчески.

Как получить согласие человека подчиниться управлению со стороны других людей? Сложный вопрос. Это зависит от ситуации и от того, как ее воспринимает потенциальный объект управления. Возьмем крайние и потому наиболее очевидные случаи.

Крайнее принуждение

Первый крайний случай - рациональный выбор меньшего из всех зол. Каков бы ни был произвол управляющего, согласие будет получено, когда подчиняемый не видит другого выхода, то есть, все прочие варианты действий для него существенно хуже, чем подчинение. Обратите внимание, мы говорим не о действии объективных обстоятельств, непреодолимых для человеческой воли, а о сигнальном воздействии человека, скажем, террориста, захватившего людей в заложники и требующего от них подчинения под угрозой крайнего насилия. Какое же это сигнальное воздействие, если некто угрожает вас убить?! И тем не менее, пока он только угрожает, воздействие является сигнальным. В этом информационная природа управления человеком - он реагирует не на действия, а на информацию о них. Информация, кстати, может быть ложной или преувеличенной, но это дела не меняет, пока мы не имеем иной надежной информации.

Важно, что выбор меньшего из зол для самоуправляемого человека не в новинку, технология сравнения вариантов по предпочтительности та же самая, которой он постоянно пользуется в повседневной жизни, где ему противостоят и природные обстоятельства, и воля других людей. У человека есть какие-то представления о ценностях, аналогии, типовые варианты для аналогичных обстоятельств. Интересно, какие ситуации из повседневной жизни кажутся человеку аналогичными террористическому захвату.

В Советском Союзе у рядового гражданина никакой мирной аналогии для такой ситуации не находилось. Подчинение злой воле преступников считалось постыдным проявлением малодушия и трусости, недопустимым попустительством злодейству. А среди "типовых" решений в этой нетиповой ситуации, наряду с ожиданием действий контртеррористических служб, подразумевалась и попытка оказать террористам индивидуальное или организованное сопротивление. В частности, в 1970г. такой вариант поведения выбрала бортпроводница самолета АН-24 Н.Курченко, погибшая при угоне воздушного судна в Турцию литовскими террористами. Для советского человека с его, якобы, "рабской психологией" подчинение угрозе преступного насилия было крайней недобровольностью и отвергалось при малейшей возможности. Заметим, что уголовное законодательство практически во всех странах, а не только в СССР, признает ответное насилие, адекватное угрозе, правомерным. Поэтому советское понимание крайней недобровольности можно признать объективным.

Можно, однако, подойти к подобным случаям и более рационально. Задобрить террористов - они потеряют бдительность. Потянуть время - они устанут. Согласиться на их требования - есть шанс остаться невредимыми. А преступников впоследствии накажут, если поймают. Кто против таких "военных хитростей" в подобной экстремальной ситуации? Никто, включая самих террористов. Развивая эту логику далее, получаем возможность обвинить в случившихся тяжких последствиях уже не террористов, а самих сопротивляющихся или освобождающих. Мол, зачем отказались подчиниться требованиям злоумышленников, продемонстрировали угрожающие приготовления, спровоцировали и без того взвинченных преступников, которые могли бы и не убить, если бы им подчинялись. Лучше подчиниться, ведь это меньшее зло, чем потерять жизнь. И чем подвергнуть риску жизнь других заложников.

Таким вроде бы рациональным образом крайняя недобровольность подчинения преступному управлению незаметно преобразуется в разумную добровольность, то есть, и в необходимость, и даже в желательность. В известном анекдоте времен горбачевской перестройки так и говорится: "Что делать женщине, которой угрожает групповое изнасилование? - Расслабиться и получить максимум удовольствия". Мы никакой женщине не пожелаем такого "максимума удовольствия", поэтому готовы сделать все, от нас зависящее, чтобы избавить людей от подобного "рационального выбора".

Не припоминаю и кого ни спрошу - они тоже, чтобы во второй половине 1980-х страну захлестнула какая-то особенная волна групповых изнасилований. Грандиозное групповое изнасилование нам всем еще только предстояло, о чем творцы анекдотов, похоже, либо догадывались, либо были осведомлены.

В арсенале типовых решений советского человека согласие на террористическое управление отсутствовало. Принуждающий преступник оказывался для общественного сознания за чертой, где отношение к нему было как к бешеной собаке.

Изощренное принуждение терроризмом было страшнее просто убийства. Даже в открытой войне считается подлым прикрываться мирными жителями или отыгрываться на них за акты сопротивления. Открытая война - политически узаконенное и нравственно оправданное массовое взаимоубийство - исторически оправдывала какие угодно эксцессы и отклонения от норм мирной жизни. Здесь же речь не об открытой войне, а о распространении нравственного беспредела войны на человеческую жизнь вообще.

Подчинение бешеным псам невозможно считать рациональным поведением. Так что речь могла идти лишь о хитрости, об имитации подчинения, а отнюдь не о предпочтении такого поведения, как якобы меньшего из зол. Нечаянные жертвы, возможные при оказании сопротивления преступникам, признавались несчастным стечением обстоятельств, возникших по вине преступников, но не сопротивляющихся, поскольку вторые действовали по необходимости, порожденной первыми. Конечно, если меры сопротивления соответствовали серьезности угрозы террористов.

Одним из моментов "нового мышления" была перестановка приоритетов гуманистических ценностей с отпора преступникам на "заботу о жизни каждого индивида". Мол, героизм и готовность к самопожертвованию, воспеваемые советской идеологизированной культурой, есть оправдание чьей-то преступной халатности, каковая "на самом деле почти всегда" и приводит к героизируемым экстремальным ситуациям.

Этот милый шажок к человеколюбию создавал в общественном сознании важный прецедент инверсии добра во зло и наоборот. В скором будущем нас ожидало грандиозное смешение добра и зла, демонизация общенародного государства как якобы беспременного оппонента свободы, цинизм заигрывания с преступным миром, сепаратистами и террористами, романтизация рэкета и киллерства, смердящий поток десакрализации советских идеологических и духовных ценностей.

Во множестве американских детективных, точнее, криминальных фильмов, хлынувших на наш экран в конце 1980-х, поражали эпизоды, где "хороший парень", угрожая пистолетом, добивался от другого персонажа желаемого поведения, например, чтобы тот дал какие-то показания. Поразительна была не только неразборчивость "хорошего" в средствах, не только легкость перехода черты и превращения человека в бешеную собаку, но и то, что "плохой" действительно иногда держал свое обещание, данное "хорошему" под угрозой для жизни. По нашей логике "плохой", освободившись от угрозы, имел моральное и законное право принять любые меры против своего потенциального убийцы, в открытую продемонстрировавшего свои радикально преступные намерения.

Наше сознание отказывалось видеть в таком эпизоде отражение американской реальности, предлагаемой в качестве "цивилизованного" образца. Просто голливудский зрелищный трюк. Мы, не жившие в США, и сейчас не знаем, в какой мере эти зрелищные трюки выражают духовную суть американского общества. Наверное, сами американцы не слишком задумываются об этом, а в их кинематографе можно найти примеры самой разной направленности. Но можно определенно сказать, что эпизоды такого рода героизируют террористическое управление.

Да, многое в тех фильмах было нам в диковинку. Чего стоит, к примеру, форма отношений полицейских и мирных граждан. Вроде бы все рационально и вполне пристойно, но какая пропасть в сравнении с нашими взаимоотношениями с родной советской милицией, где были свои в доску ребята, не святые, как и мы сами, но наша власть, а не власть над нами. Однако, мы отвлеклись.

Добровольность

Второй крайний случай - добровольность поведения - противоположен первому. Возражений управляющему заведомо не будет, если никакой чужой воли попросту нет, а есть то самое полноценное самоуправление, приверженность которому отвращает нас от подчинения. Попробуем представить себе этакую кристально чистую добровольность, которая на поверку не столь очевидна, как может показаться.

Добровольность выбора подразумевает невынужденность, свободу, доступность самых желанных вариантов, обстоятельства, благоприятствующие нашим стремлениям. Легко заметить, что окружающий мир, рассматриваемый отдельно от человека, то есть, мир дикой природы, - не таков. Мир не всегда ублажает человека, а временами вообще жесток и опасен. В поте лица приходится добывать в нем хлеб и кров. Не очень-то похоже на идеал добровольности. В этом отношении интересны истории про робинзонов, оставшихся один на один с природной реальностью, только настоящие, а не срежиссированные. При трезвом взгляде робинзонада, эта "подлинная свобода" человека, предстает не столько идеалом вольной жизни, сколько вынужденным тяжелым приключением, даже в условиях благоприятного тропического климата.

Человеческий род старается изменить в свою пользу природные обстоятельства, и кое-что ему удается. Городское население, изнеженное цивилизацией, забывает об этой очевидности, поскольку привыкает пользоваться технологическим могуществом, накопленным поколениями, а также плодами нелегкого труда других людей, все еще распространенного, несмотря на тенденции роста технологической оснащенности во всех отраслях хозяйствования.

Забота о комфорте постепенно уводит человека от природы, переносит в царство железяк, искусственных сущностей, лишних вещей. Это не проходит даром для его организма, но особенно для внутреннего мира. Однако, не будем тут увлекаться проповедями, а лучше отметим, что мир благоприятствующих обстоятельств создается и поддерживается людьми совместно, а не каждым индивидуально.

С другой стороны, люди создают и поддерживают также ограничительные для индивида представления о непреложности обстоятельств и о предпочтительности тех или иных ценностей. Ограничительные представления вместе с другими знаниями усваиваются человеком с детства. Это обстоятельство неотделимо от искусственного мира людей. Для получения кристально чистой добровольности нам бы следовало не только пренебречь внушаемыми с детства ценностными представлениями, но, справедливости ради, отказаться заодно и от сладких плодов цивилизации, которые вряд ли сохранятся в условиях всеобщего пренебрежения соответствующими ценностями.

В обыденной жизни мы не можем отличить сугубо свои суждения от влияний общества. Ведь самым заметным признаком оригинальности позиции личности служит ее отличие от общепринятой. Поди разбери, то ли это действительно значимое открытие, то ли банальное стремление оригинальничать, отличаться, дух противоречия. Поэтому примем за истину известную мысль, что жить в обществе и быть свободным от общества, невозможно.

А наш идеал добровольности сформулируем так: это ситуация, когда требования подчиниться со стороны других людей несущественны (отсутствуют или совпадают с чаяниями индивида), а возможности оценить обстоятельства и последствия поведения - максимальны. Проще сказать, никто не стремится вами командовать, никто не утаивает от вас накопленный человечеством опыт, и никто не мешает воспринимать окружающий мир. Таков наш второй крайний случай, хотя какой же он крайний для нормального человека?

В терминах самоуправления добровольность - это преследование своих целей в условиях доступности необходимых знаний и ресурсов. Добровольное подчинение имеет место при совпадении целей управления с собственными целями индивида.

Если цели у каждого свои, если цели одного субъекта противоречат целям другого, то добровольность приводит к неприемлемой конфликтности. В условиях современных общностей добровольность достижима, когда интересы людей организованы как совместные, общие. Поведенческие приоритеты выстраиваются в пользу сотрудничества, а не конкуренции. Конкуренция же допускается только по заранее установленным общностью правилам, чтобы способствовать развитию и обновлению, но не взаимоослаблению конкурентов.

Выходит, прав был дедушка Маркс. Свобода - это осознанная необходимость.

Добровольности не так просто достичь в масштабе общества в целом. Советский опыт оболган и всячески уничтожается. Антикоммунисты делают ставку на сотрудничество узких групп, а в целом обществе сотрудничество только имитируется. При этом господствующие группы оказываются заинтересованы в ослаблении самопонимания противостоящего им остального общества, для чего и ведется непрекращающаяся информационная война.

Скрытое управление

Имидж добровольного поведения очень любят использовать в своей пропаганде либералы-индивидуалисты. Человек свободен, полноценен, не требуется никакого согласия, тем паче, насилия... Вот только анархия получается, управы нет на этого типа, а управлять, как мы отметили выше, зачастую нужно, приходится, а в некоторых ситуациях - нельзя, но очень хочется. Вот бы изловчиться как-нибудь. Оказывается, это возможно.

Кто подчинится, если на улице незнакомец попросит его приоткрыть доступ ко внутреннему карману пиджака, где деньги лежат? Дураков нет. Другое дело, если незрячий иностранец и водитель такси подойдут с расспросами, незрячий уронит что-нибудь на землю и нечаянно споткнется о человека, когда тот бросится поднимать, - доступ открыт. Остается только смыться. Данный пример неконтролируемого управления, взятый из жизни, вовсе не так экзотичен для нынешней реальности, как это может показаться.

Чтобы осуществить такой прием, требуется немалое искусство, артистизм, умение захватить и удерживать внимание лоха на ложных обстоятельствах. Отход прикрывает случайный прохожий. Он также стремится помочь инвалиду и тоже не замечает истинной сути происходящего. Прохожий принимает эстафету разговора и удерживает внимание жертвы, пока деньги из кармана не уедут далеко.

Вытащить деньги может и сам этот "случайный", бросившись вместе с лохом подбирать оброненное. В этом случае он должен уйти раньше, а слепой с таксистом отвлекут.

А при чем тут управление, когда налицо простое воровство? Да, само изъятие денег из кармана суть вовсе не информационное воздействие, а технологическое. Зато все сопутствующее - управляющее воздействие, замаскированное под невинные случайные обстоятельства. Чтобы управление было скрыто от жертвы, злоумышленники не командуют, а подстраивают либо имитируют обстоятельства, получая нужный результат в порядке добровольной инициативы самого потерпевшего. Обронить предмет - это здесь самое настоящее управление поведением жертвы, правда осуществляемое не совсем обычным способом.

С психологической точки зрения скрытое управление оставляет у управляемого иллюзию добровольности поведения. Пока скрыт общий замысел управления, пока неясна вся цепочка действий, пока неотличимо нечаянное от намеренного, отдельные действия совершенно невинны и ненаказуемы, тщетно жаловаться. Правоохранители, руководствуясь презумпцией невиновности, просто рассмеются вам в лицо.

Традиционно скрытое управление квалифицируется как преступное деяние. Но в условиях информационной войны приемы массового скрытого управления посредством СМИ выводятся из-под уголовной ответственности и оправдываются идеологией, созданной в 20 веке специально для защиты прав частной собственности в условиях всеобщей грамотности граждан.

Отличие человека от волка

Волк, нарушающий волчьи правила - незаурядный волк, наверное, более дерзкий, более "умный", раз углядел возможность иного поведения, чем сородичи.

Человек, нарушающий правила, - кто он?

Потому ли люди соблюдают правила, что не знают альтернатив такому поведению?

Иногда - да, но отнюдь не всегда.

Потому ли, что боятся наказания или неопределенности своего положения, возникающей при нарушении?

Иногда да, но не всегда.

Человек может следовать правилам добровольно, понимая их необходимость. Нарушающий такие правила - не умнее других, а эгоистичнее. По-русски про такого говорят: не понимает по-хорошему. Готовы ли мы считать это его преимуществом как личности?

Alex55
28 ноября 2008 года
Москва


См. также
Постоять за себя
Экономика или жизнь
Проговорка по Черчиллю
Рациональное поведение
Пророки с ограниченной ответственностью
К пониманию технологий неконтролируемого управления сознанием
О различении рациональной и иррациональной аргументации
Рациональное поведение
Информационно-поведенческая концепция человека